МОЯ ИСТОРИЯ
Вижу: черномазая меховая основа. Ощущаю: сухость и ненадёжность каждого волоса. Чувствую: отвращение; нежелание брататься за игрищами с ближней своей — вдруг что заволдырится позднее от привязавшихся нечистот? Знаю: тонкокость разломать — что два пальца об асфальт, и дело лишь за желанием, но только одуреть от вкуса мяса боюсь.
Похерить свою узколобую головешку хочется да колется: стала она лишь только корноухою, а также и лекарской завсегдатайкой — не загноились ли её ушные раны? не роятся ли в них мушьи личинки? не помрёт ли она от гнойных язв следующим закатом?
Глаза словно специально держит навыкате, дабы обозреть кругом всё и всё переиначить, и настолько потребность в последнем высока, что от усердности шары разве что не выпали из глазниц, но подпортили свою природную янтарность капиллярной кровью, — большие перегрузки испытывают мутные ниггуратовы глазёнки, уж и отказать вовсе готовые, и иссохнуть, лишь бы не работать боле так изнуряюще.
Телом сбита крепко, костянисто, и в целом являет собой угловатого долговязого подростка. Ненавистны ей лишайные проплешины на бёдрах, так как те до одури отвратительны на ощупь и внешний вид, и они попросту не могут не огорчать глаз. По сему поводу мигренью возникает у лекаря и просит лекарства от кожных болезней чуть ли не ежедневно, не видя в этом ничего плохого — не панацею же требует.
Обыкновенно держится одинцом, обживая трещенки-норки, «обтирает» их, впитывая шкурой лисий и барсущий смрад. Зыблят ей мозги страхи и тревоги: иной кто, во тьме норы затаённый, со спины её глазами жжёт, иной костяную лапищу тянет к тонкой шее, второй мордой на затылке возникает и шепотом навевает долгосрочные головные боли; с ними ниггуратовой памяти не хватило на те времена, когда волчье тело пребывало в полном здравии и сообщалось с сознанием.
Усилиями братии живёт-доживает до века своего, стараясь с каждым соклановцем поддерживать отношения хотя бы добродушно-комические, но никак не негативные — её моллюскоподобная душонка попросту не выдержит на себе ненавистного взгляда и издохнет от стыдливых терзаний. Лыбит тридесятный частокол в желании донести до округи ментальное сообщение: «я сделаю всё, что ты захочешь, только не злись на меня». Совершенно против кровопускания — вид красной жидкости с трудом переносит — но в угоду стае иль иному своему покровителю, скрепя зубами, обагрит лапы. Наперекор слову господ-добродарителей не посмеет пойти — это равносильно самоубийству — однако легко переметнётся на сторону более влиятельного повелителя без зазрения совести. Стремится вечно сыскать себе царя за неимением своего в голове, и если таковым для неё оказались вы, то делайте с ней всё, что заблагорассудится.